«Цель захватил, пускаю ракету»

Впервые пассажирский самолет над российской территорией был сбит 40 лет назад, в апреле 1978-го.

В ночь с 20 на 21 апреля в небе над Карелией падал самолет. У него был отбит трехметровый кусок левого крыла, в фюзеляже — дыра. Сто десять человек на борту испытывали страшные перегрузки. Вцепившись в сиденья, они кричали и молились, у многих шла носом кровь. Пассажира в кресле 24Е убило сразу. Тай Хай летел домой в Сеул, там у него осталась семья, ему было 36 лет. В кресле 23А истекал кровью 31-летний Йошитака Сугано из Иокогамы, раненный в плечо. Он умрет через несколько часов на руках у младшего брата.

Никто не понимал, что произошло

Пилот, 45-летний Ким Чанг Кью, полковник ВВС в отставке, ветеран корейской войны (1950–1953), пытался уйти от леса и посадить машину на лед карельского озера Корпиярви. Он сумел дотянуть до островка, чтобы самолет лег носом на землю и не провалился. Из 110 человек на борту 108 выжили.

Полутора днями позже, 22 апреля 1978 года, газета «Правда» сообщила: «Самолет неизвестной принадлежности со стороны Баренцева моря нарушил воздушное пространство СССР. Поднятые навстречу самолету-нарушителю, истребители ПВО страны. неоднократно подавали ему команду следовать за ними. Самолет эти команды не воспринимал и совершил посадку на озере в районе города Кемь Карельской АССР лишь через два часа после вхождения в воздушное пространство Советского Союза. После посадки было установлено, что самолет-нарушитель принадлежит южнокорейской авиационной компании. Советскими компетентными органами производится расследование причин нарушения воздушного пространства Советского Союза».

— Я работал в Петрозаводске заместителем редактора республиканской газеты «Комсомолец», — рассказывает карельский журналист Юрий Шлейкин. — Где-то после обеда 21 апреля нам по телетайпу пришло сообщение ТАСС: в Карелии силами ПВО посажен пассажирский самолет. К таким сообщениям обычно давалась рекомендация, на какое место ставить. Я потом посмотрел центральные газеты — «Правду», «Известия», «Красную звезду». У кого-то стояло на третьей полосе, у кого-то на пятой. Местным районкам не разрешили даже перепечатать. Мы пытались узнать подробности, звонили знакомым в Кемь, но все оказалось наглухо закрыто.

В тот же день The New York Times написала, что южнокорейский гражданский лайнер с 97 пассажирами на борту и экипажем из 13 человек был сбит советскими ПВО. При этом газета цитировала «премьер-министра СССР Алексея Николаевича Косыгина», утверждавшего, что «Боинг» сам врезался в лед и повредил крыло.

— На разборе инцидента в Североморске маршал авиации Иван Пстыго в сердцах сказал летчику, сбивавшему «Боинг»: «Ну и дурак ты, Босов! Сбил бы — и концы в воду», — вспомнил в разговоре с «Новой» бывший начальник штаба 265-го истребительного авиационного полка Валерий Волынец.

«Боинг-707», летевший из Парижа в Сеул, был первым пассажирским самолетом, сбитым над территорией СССР. И пока существовал Советский Союз, все очевидцы события молчали. Прошло 40 лет, многих уже нет в живых. Но те, кого удалось найти «Новой», рассказывают удивительные вещи.

Журавлик

Boeing 707 авиакомпании Korean Air Lines, выполнявший рейс 902 (KAL-902), вылетел из аэропорта Орли 20 апреля 1978 года с 30-минутным опозданием. Среди пассажиров были граждане Южной Кореи, Японии, ФРГ и Франции. Маршрут Париж–Сеул строился так, чтобы обойти территорию СССР: через Норвежское море и Северный полюс с дозаправкой в Анкоридже, штат Аляска, и остановкой в Токио. Пройдя над Гренландией, «Боинг» вдруг круто свернул на юг. Советские ПВО засекли непонятную цель еще над нейтральными водами и внимательно следили за ней. Она приближалась к нашим северным границам.

— Существует кодировка «свой-чужой», и если самолет не отвечает на запрос — беда, — рассказывает полковник Александр Цыба, в 1978 году — начальник службы ракетного вооружения 5-й дивизии ПВО. — Коды оянно менялись. И случалось, что летчики забывали их переставить. Ну, скажешь им: мужики, вы чего? Они спохватятся, переставят — и все, он «свой». А этот летел — и молчал. Уничтожить его силами зенитно-ракетных войск не представляло никакого труда, но неизвестно было, кто это. Подняли авиацию, посмотреть, что за товарищ.

Был вечер пятницы. Завтра граждане Советского Союза шли на ленинский коммунистический субботник. В военном городке Подужемье под Кемью, на севере Карелии, намечались уборка территории и другие праздничные мероприятия.

— Мы жили в Кемской низине, туда раньше в ссылку отправляли, — вспоминает Татьяна Новожилова, вдова летчика. — Городок был совсем бедненький, две улицы крест-накрест и баня. Сначала в гарнизонном магазине все можно было купить, но скоро начались временные трудности. Все ждали машину из «Военторга», она приезжала к нашей пятиэтажке с хлебом и молоком.

Вечером накануне субботника ее муж, летчик-истребитель 265-го авиаполка Юрий Новожилов, заступал на боевое дежурство.

– Хоть был апрель, сугробы стояли вооот такие, — поднимает руку Татьяна Михайловна. — Примерно в девять заревела сирена. В летной книжке у мужа так и написано: 20 апреля — вылет из дежурного звена. Кроме Юры летели Анатолий Керефов, Сергей Слободчиков и Александр Генберг. Задачу им авили — обнаружить и опознать неизвестный самолет.

Еще одно звено поднялось с аэродрома Бесовец под Петрозаводском.

— Я связался с летчиками: без моего разрешения, говорю, «высокое» не включать, — рассказывает бывший командир 57-го истребительного авиаполка, подполковник Виталий Дымов. — «Высокое» — это ракета готова идти по цели.

Под Мурманском с аэродрома Африканда поднял Су-15 пилот 431-го истребительного авиаполка Александр Босов.

Иллюминаторы

— В то время действовали приказ министра обороны за номером 0040 и инструкция по несению боевого дежурства истребительной авиацией ПВО СССР, — объясняет Виталий Дымов. — По военно-транспортным и пассажирским самолетам, нарушившим воздушное пространство Советского Союза, огонь не открывать, а принуждать их к посадке или к выдворению.

Все командиры, следившие за «Боингом», отлично знали оба документа. Но не знали, что делать с этим нарушителем. Летчик Босов подошел к нему так близко, как только мог.

— Он подавал корейцу сигналы «следуй за мной», — говорит Дымов. — «Боинг» сначала не реагировал, потом взял курс на Финляндию.

Инструкция была выполнена: нарушитель выдворялся сам. Но военные начальники считали, что неспроста он летал над советской землей, прикинувшись мирным лайнером.

— В это время в Мурманске шли учения, — передает ход их мыслей Татьяна Новожилова. — Вдруг он хотел запеленговать наши подводные лодки?

До границы с Финляндией «Боингу» оставались считаные минуты.

В радиоэфире одни люди в погонах ревели, что врага надо сбивать к такой-то матери, другие орали про инструкции.

— Муж рассказывал, что творилось в воздухе: мат-перемат, неразбериха, летчики не знали, кого слушать, — вспоминает Татьяна Новожилова. — Никто ничего не понимал. Командиры армии и корпуса боялись потерять папахи. Один дает одни команды, другой — другие. Один: «Будешь сидеть!» Другой: «Под трибунал пойдешь!»

Эту перепалку, подтверждает Виталий Дымов, слушали на всех командных пунктах Севера. Но главное, что в воздухе ее слушал летчик Босов.

Босов держался рядом с «Боингом» и уже не сомневался, что самолет пассажирский.

— Он доложил, что видит иллюминаторы с открытыми шторками, — продолжает Дымов. — И что на него из этих иллюминаторов смотрят люди.

Люди, сидевшие в салоне справа, не просто смотрели на самолет с красной звездой, почему-то никак не отстававший. Они весело махали руками и щелкали фотоаппаратами.

— Они фотографировали наш истребитель через иллюминаторы, — рассказывает бывший начальник особого отдела 5-й дивизии ПВО подполковник Владимир Полехин. — Потом в западной прессе появились их снимки с разных ракурсов.

«Мы совершенно не боялись», — цитировала через неделю The New York Times французского бизнесмена Жана-Шарля Фори. В ярком лунном свете пассажиры минут пятнадцать любовались советским самолетом. Глядя на красную звезду, японка Секо Шиодзаки машинально перевела часы на московское время. После самолет то ли отстал, то ли ушел куда-то назад.

— Еще шесть минут — и «Боинг» ушел бы в Финляндию, — уверяет Полехин. — Тогда с командира 21 корпуса Царькова, с командующего армией Дмитриева, с генерала Озерского — со всех полетели бы погоны. Поэтому Царьков принял решение.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ